Подавленное, поганое состояние, ощущаю себя в дверях между депрессией и сезонной печалью.
Я испытываю какое-то острое болезненное равнодушие ко всему.
Иногда на грани с яростью.
Хочется чтобы никто не трогал, а ещё чтобы взяли на ручки.
Хочу до одури увидеть или услышать И., понимаю что это обострение и ничего не могу сделать.

Шла к Восстания, вся в думах и печали, и увидела некоего.
Не похож, светлый, невысокий, мелкий, студент, а то и вовсе школьник.
Но на пальце тёмный перстень и сигарета в руке.
Я шла за ним и утопала в этом болезненном.
Отвратительно и жалко, Карсь.

Но за что люблю Питер, так это за уличных музыкантов.
На Восстания играли, так красиво, так громко и так вовремя.
Остановишься перед ними - и словно в тебя вливают это чувство и состояние.
И не остаётся внутри места для пакости и всего... этого.
Окунаешься и плывёшь на их волне, где-то в голубоватом небе.
С голубями на карнизе станции, в кованой оградке вокруг крыши дома.
В чём-то, что светлее и выше, и что не болит.

И покидаешь их с чувством болезненного умиротворения.